Шум
Я залезла в ракету. Железную, с красной краской, которая оставалась на моих потных ладонях. Как и каждый день, я садилась, свешивала ноги и сидела так наверху, осматривая детскую площадку, и мне казалось, что я очень высоко и вижу весь мир. Но в те дни это и был весь мой мир. Потом я наконец съезжала с горки, от скорости мои кроссовки резко упирались в грязный песок, и вместе с окурками и крохотными стеклышками он шумел под ногами. Но это был не тот шум, который так часто появлялся из ниоткуда внутри меня. Он заполнял меня, как вода графин, затыкал мои уши, нос и рот. Я не могла найти этот шум внутри, чтобы отключить его, поэтому искала его повсюду.
Вечером я встречала маму с работы, она шла с пакетами из магазина, и давала мне нести пакет с хлебом. Я отрывала от него корочку и кормила по дороге голубей. Прислушивалась к громкому воркованию, хлопанью крыльев, к ударам бумажных пакетов о ноги и уставшему сопению мамы. Но это тоже был не тот шум.
Дома мама включала одновременно радио и телевизор, потому что боялась пропустить новости с войны. Иногда там говорили солдаты, и каждый раз мне казалось, что среди них мог быть мой отец, потому что все голоса сливались в шум, но он тоже был не тем.
Иногда я специально пинала ногой бутылки, которые валялись по всей квартире под стенами, оклеенными газетами. Казалось, мама взяла привычку отца пить после работы, думая, что-то таким образом он рядом с ней. Но звон от бутылок был не моим шумом.
Часто по ночам окна дрожали от выстрелов. Я просыпалась, не слыша свой крик, потому что меня заглушал шум из выстрелов, плача мамы над ухом и сигнализаций машин. Но это был не тот шум.
Утром мама уходила на работу, а я снова шла на детскую площадку, к своей ракете, чтобы она унесла меня в мое воображение. Потом я рисовала на асфальте классики осколком рыжего кирпича. Я прыгала на одной ноге, и большие бусы на моей шее стучали о ключ от квартиры, висевший на шнурке. Это был не тот шум. Но холод железного ключа и тяжёлых бус, похожих на пули, которые могут попасть в отца, был очень похож на мой шум.
Вечером я встречала маму с работы, она шла с пакетами из магазина, и давала мне нести пакет с хлебом. Я отрывала от него корочку и кормила по дороге голубей. Прислушивалась к громкому воркованию, хлопанью крыльев, к ударам бумажных пакетов о ноги и уставшему сопению мамы. Но это тоже был не тот шум.
Дома мама включала одновременно радио и телевизор, потому что боялась пропустить новости с войны. Иногда там говорили солдаты, и каждый раз мне казалось, что среди них мог быть мой отец, потому что все голоса сливались в шум, но он тоже был не тем.
Иногда я специально пинала ногой бутылки, которые валялись по всей квартире под стенами, оклеенными газетами. Казалось, мама взяла привычку отца пить после работы, думая, что-то таким образом он рядом с ней. Но звон от бутылок был не моим шумом.
Часто по ночам окна дрожали от выстрелов. Я просыпалась, не слыша свой крик, потому что меня заглушал шум из выстрелов, плача мамы над ухом и сигнализаций машин. Но это был не тот шум.
Утром мама уходила на работу, а я снова шла на детскую площадку, к своей ракете, чтобы она унесла меня в мое воображение. Потом я рисовала на асфальте классики осколком рыжего кирпича. Я прыгала на одной ноге, и большие бусы на моей шее стучали о ключ от квартиры, висевший на шнурке. Это был не тот шум. Но холод железного ключа и тяжёлых бус, похожих на пули, которые могут попасть в отца, был очень похож на мой шум.
Текст: Лидия Яцкова
Иллюстратор: Дима Буднитский
Иллюстратор: Дима Буднитский
