– Ну а сам как думаешь? Жабры? Ну а что же ещё?
Я поправил наушники и продолжил:
– У мамы жабры, у папы жабры, у тёти жабры. У папиного деда были когти, ну и что с того?
– В смысле, что с того? Сам же знаешь, рецессивные гены или как там та хрень… Мало ли...
Связь опять барахлит. Как минут пять назад начала, так и не прекращала иногда обрывать то меня, то Санька.
– Повтори, не слышно.
– Мало ли, не жабры? Ты же с пяти лет плаванием занимаешься, а тут бац - и не жабры. И на кой тебе те десять лет плавания?
– Ой, да ладно тебе, не кипишуй. Это я кипишевать должен. Нормально всё…
– Что? Не слышно.
Я поднёс микрофон ближе ко рту.
– Нормально всё будет! Всё, давай, а то родители скоро докапываться станут – одиннадцать вечера, а я не сплю. До завтра?
– Ещё как до завтра.
Я окончил звонок, закрыл ноутбук и лёг в незастеленную с самого утра кровать. Как оно будет? Папа говорил, что сам хотел узнать, и не спал аж до семи утра, а ничего не происходило. Потом вырубился на полчаса, проснулся – жабры. Я так делать не буду, ещё чего – лучше высплюсь, а завтра с утречка и купаться. А послезавтра паспорт делать, а потом ещё документы…
Будильник. Я выключаю, смотрю на часы – шесть утра. Ладно, досплю свои законные. Рука потянулась почесать шею. Ух, хорошо… Убираю руку, закрываю глаза. Стоп. Открываю глаза, провожу рукой по шее – жабр нет. Сажусь на кровать, пытаюсь думать, но в шесть утра думается не особо. Холодно. Укутываюсь одеялом, слышу странный звук, будто ткань рвётся. Смотрю на одеяло – ткань пододеяльника порвана. Смотрю на руки.
Когти.
У меня когти.
Не жабры, а когти.
Десять лет плавания на смарку. Я ничего не умею, теперь буду мясником вплоть до старости. Или альпинистом. Ненавижу Альпы. Не Альпы, а горы вообще. Чёрт, я даже не знал, что ненавижу горы.
– Пааап! Мааам!
Я встаю и иду к ним в спальню. Оба проснулись от моих криков, протирают глаза.
– Мам, пап, у меня не жабры!
– В смысле, не жабры? - мама выглядит так, будто вообще не спала.
Ты о чём вообще?
Или папа ещё не до конца проснулся, или забыл, что мне сегодня шестнадцать, или просто забыл, что у меня сегодня день рождения. Зная его, я даже не уверен, что из этого.
– У меня когти!
Пять минут спустя мы сидим на кухне, закипел чайник.
– Знаешь, вообще, это не такая уж и проблема. Всё нормально. Так бывает.
Я не уверен, говорит мама это мне или себе.
– Есть кому позвонить, скажут, чем заняться можно, каким спортом. Ты же спортом хочешь заниматься?
– Я плавать хочу!
– Ты десять лет занимался плаванием, ты умеешь плавать. И будешь плавать. Никто не запрещает тебе плавать. Мы же не запрещаем?
– Не запрещаем, – протянул папа сквозь руку, которая закрывала его лицо.
– Но есть ещё много всего, чем можно заниматься.
– Чем? Мясником стать? По дереву вырезать?
– Ну по дереву вырезать, да. По дереву...
Мама налила себе чай и села за стол, но чай не пьёт. Она нервничает больше чем я, это успокаивает. Почему-то. Папа молчит. Или спит, или просто молчит.
– Пап?
– Правда, сказал бы что-нибудь уже!
Папа поднял голову.
– Да не парься ты. Ты парень смышлёный, что-то да придумаешь. С Днём рождения, кстати.
– Спасибо.
Папа почти спит, мама почти бегает по кухне, только пока что сидит на стуле. Молчим. Правда, я же придумаю что-то. Всегда что-то придумывал, и сейчас что-то придумаю. И всё равно можно поплавать.
–Что-то придумаешь? К тебе сын за поддержкой обращается, а ты: "Что-то придумаешь"?
Сейчас начнётся. Я встаю со стула и медленно выхожу из комнаты, но замечаю, что папа поднял голову и останавливаюсь.
– Ну вот что ты вот это вот начинаешь. Как говорил мой дед, не рог в заднице – и то хорошо.
Я выхожу из кухни. Семейного ужина сегодня не будет. Зато можно играть на гитаре без медиатора.